Пискарев радостно и витиевато подписал документ, и он лег на стол начальника ОВД. Начальник, который «В мире животных» тоже отродясь не смотрел, немедленно согласился с лейтенантом и даже похвалил молодого сыщика за фундаментальные знания особенностей поведения муфлонов и прочих рептилий. Материал стремительно списали в архив. Из зоопарка, правда, раза два робко звонили и интересовались посмертной судьбой муфлона, но начальник УГРО к этому времени «перевел стрелки» на лейтенанта. Тот отвечал: работаем, как только, так сразу… Потом зоопарк захлестнули события — заболел африканский слон, а у четы уссурийских тигров появилось потомство (ох, недаром полосатый папаша присматривался к нашему лейтенанту). О муфлоне забыли. Гроза прогремела через год. Прокурор, кропотливо проверяя отказные материалы, наткнулся на дело о «пернатом муфлоне». И все бы ничего… Сам прокурор скупо разбирался в вопросах птичьих перелетов, но слово муфлон показалось ему знакомым… На беду лейтенанта Пискарева у прокурора была жена. И не просто жена, а зоолог. Мало того — кандидат наук. Ушлый работник правоохранительных органов, терзаемый смутными сомнениями, спросил жену: неужто и вправду муфлоны каждый год собираются в стаи и летят, курлыча, на юг? Нам неведомо, как отозвалась супруга прокурора о его умственных способностях. Важно другое. Она сообщила что муфлон есть жвачное, парнокопытное животное, относящееся к подвиду архаров. И, чтобы у прокурора исчезли последние иллюзии, добавила: «Баран». Прокурору хватило смекалки отнести это название не только на свой счет…
Что сделали с лейтенантом Пискаревым по служебной линии, сказать не беремся. Но надо полагать, что ничего хорошего. Куда хуже другое. С того времени к бедному оперу навеки приклеилось обидное прозвище — «Пернатый муфлон». В райотделе его до сих пор никто по-другому не называет. Хорошо еще, что за глаза…